Вот и в нашем городе появилась такая пара – это были раввин Эрентрой и ребецин Дина, которые очень известны среди евреев Запорожья уже почти 20 лет. Они тоже Любавические хасиды и, конечно же, посланники Любавического ребе.
К ним также присоединились семьи Ойшие и Элиас, которые живут в этом городе и работают в еврейских организациях.
Но разве не было еврейской жизни в Запорожье до развала коммунистической власти? Разве религиозное еврейство экспортировалось сюда из Земли Израиля и из Америки?
Раввин Шмуэль Каменецкий, главный раввин Днепропетровска, часто говорит, что «Украина – это родина хасидизма», и он прав. Рабби Исраэль Баал Шем Тов, основатель хасидизма, жил и работал в Украине, и именно с Украины вышел «свет хасидизма», который согревает весь мир теплотой и любовью. Баал Шем Тов похоронен в Украине, как и многие другие хасидские праведники. Например, основатель движения хасидизма Хабад рабби Шнеур Залман из Ляд, рабби Лейви Ицхок из Бердичева, рабби Нахман из Браслава и многие другие... Но разве религиозное хасидское еврейство было совсем нивелировано с началом коммунистического режима? Ответ – нет. Еврейская религиозная жизнь существовала здесь, в Запорожье, и после коммунистической революции, и даже после 2-й мировой войны. Тут были хупы – еврейские свадьбы, делали обрезания, резали кошерных кур – и всё это под носом коммунистического режима. Режима, который преследовал еврейские традиции и не знал пощады для тех, кто придерживался веры своих отцов.
Кем был реб Меер Шлойме? И как он попал в Запорожье?
Около 2-х лет назад был фарбрейнген в нашей синагоге. Мой хороший друг, уважаемый член нашей общины Йосеф Векслер представил мне двух своих знакомых – Илью Семёновича и Елену Романовну Рывкиных. Приветливая еврейская пара. Илья Семёнович, которого по- еврейски зовут Элияу, сын реб Шимона и сын Аси Соломоновны, или, что более правильно, Хаси, дочери реб Меер Шлойме Малкина. Илье было 17, когда дедушки не стало. Они жили в одной квартире, и он помнит дедушку очень хорошо. Я был рад познакомиться с ними и пообещал себе, что обязательно найду время взять у них интервью и узнать больше об их дедушке.
Герой еврейского народа
Моя жена, Наама Ойшие, между прочим, отвечает за праздничные мероприятия в школе Хабад Ор-Авнер в нашем городе. В середине прошлого учебного года в связи с мероприятием, связанным с движением хасидизма, у неё возникла идея рассказать детям о хасидах, которые жили и работали здесь, на территории Украины. Я предложил познакомить детей с хасидским шойхетом реб Меер Шлойме Малкиным, который жил и работал не просто на Украине, а именно в нашем городе. «Тут достаточно уже учили, – сказал я, – о героях Советского Союза, пришло время учить о героях еврейского народа».
Елена Романовна Рывкина тоже хорошо знала дедушку своего мужа. Мы пригласили её выступить перед детьми и рассказать о еврейской жизни в те годы, о еврее, который жил тут, в Запорожье, учил Тору, молился и думал не только о себе, но и о братьях евреях. Он каждый день стоял на рынке и резал кошерных кур для евреев города. Тогда же была организована выставка с фотографиями и его краткой биографией.
С Еленой Романовной я договорился, что возьму интервью у неё и у её супруга, а также у старшего брата мужа – Лазаря Семёновича и его жены – Фриды Николаевны. Мы встретились в нашей запорожской синагоге на улице Героев Сталинграда, чтобы поговорить об их еврейском дедушке, герое еврейского народа.
Реб Меер Шлойме родился в 1888 г. в еврейской колонии Романовка, недалеко от Николаева. В его семье было 18 детей.
Колония была одной из многих еврейских колоний в Николаевской, Херсонской и Екатеринославской областях, основана она была хабадскими хасидами из Белоруссии, которые переехали на Украину в XIX веке. Сама Романовка до сих пор очень известна среди хабадских Любавических хасидов, поскольку там родились несколько известных хасидов и раввинов.
Например, раввин Авроом Довид Лавут (его двоюродный брат, которого звали так же, был раввином Запорожья, а тогда Александровска, в течение более 45 лет – с 1865 по 1910 год). В Романовке также родился раввин Меер Шлойме Яновский (главный раввин Николаева с 1890 по 1933 год, дедушка Любавического ребе).
Я не нашёл доказательств, но поскольку запорожский шойхет реб Меер Шлойме Малкин и раввин Меер Шлойме Яновский, который был старше Малкина на 38 лет, оба родились в Романовке, то есть вероятность, что они оба были названы в честь их общего дедушки и что запорожские Рывкины – родственники Любавического ребе.
В 1901 году, когда ему было 19 лет, реб Меер Шлойме Малкин приехал учиться в запорожскую иешиву. Я не мог узнать точно, в какие годы, но между 1901 и 1909 годом он точно учился в городе Любавич (1100 км. от Запорожья) у ребе Шолом Дов-Бер Шнеерсона (5-й Любавический ребе). Имя Малкина я нашёл в книге, которая упоминает всех учеников Любавической иешивы.
В 1909 г. в возрасте 21 года он проживает в Запорожье и женится на Цирле Телюшкиной – дочери реб Мойше Ицхока Телюшкина, который приехал в Александровск из города Бобруйска в Белоруссии и был шойхетом в Александровске до своей смерти в 1938 г. После смерти тестя реб Меер Шлойме Малкин заменил его на должности шойхета.
Семья Телюшкиных – очень известная семья. Один из сыновей реб Мойше Ицхок Телюшкина был реб Ниссон Телюшкин. Реб Ниссон был раввином нескольких городов Российской империи на протяжении более 20-ти лет, до 1924 года, когда он эмигрировал в США. Там он стал одним из великих, наиважнейших хабадских раввинов США, где и умер в 1970 году. Реб Ниссон поддерживал связь с 6-тью Любавическими ребе, с ребе Йосефом Ицхоком Шнеерсоном (1880 – 1950) и с его зятем, 7-м Любавическим ребе Менахем Менделем Шнеерсоном (1902 – 1994).
Реб Ниссон Телюшкин возглавлял несколько важнейших хабадских организаций в США, был раввином синагоги в восточном Нью-Йорке и написал очень важную галахическую книгу на тему законов миквы. До сих пор эта книга продаётся в магазинах всего мира и считается основной для раввинов, специалистов по этим законам. Интересно отметить, что в предисловии к данной книге, напечатанной в США после Второй мировой войны, Телюшкин упоминает своих родных в Запорожье: своих братьев – Бера и Хаима, своих сестёр – Цирлу и Хаю и шурина – реб Меера Шлойме; о них он пишет, что не знает, что с ними, уже 8 лет.
Еврейская жизнь при коммунистическом режиме
Когда общаешься в нашем городе со взрослыми евреями, которые хорошо помнят коммунистический режим, почти все говорят, что религиозная еврейская жизнь в те времена в Запорожье не существовала. Да, в больших городах, таких как Москва, например, ещё можно было зайти в синагогу и помолиться. И можно было покупать кошерное мясо в некоторых магазинах, но в Запорожье?!.
Фрида Николаевна (которую по-еврейски зовут Фрума Ханановна), жена Лазаря Семёновича, хорошо помнит дедушку мужа: «У него была непростая жизнь, в 1938 году его сын Йосеф умер, его жена Цирла не смогла смириться с утратой любимого сына, заболела, и в апреле 1941 года её не стало.
Сестре его жены, Ане Моисеевне (Хая – дочь реб Мойше Ицхока Телюшкина) было всего 2 года, когда её родители умерли. Её старшая сестра Цирла удочерила её, и Аня росла как её родная дочь. Своего шурина, реб Меер Шлойме, она звала всю жизнь папой. Сына Ани, Фиму Трателовича, я нашёл в свой последний визит в Израиль, т.е. этим летом. Он живёт в городе Нацрат Иллит, и ему уже 77 лет. Зовут его по-еврейски Хаим, и сейчас он пользуется только этим именем. Я поехал к нему специально, чтобы услышать о том, как в те годы евреи жили в Запорожье.
Хаим помнит реб Меер Шлойме очень хорошо: «Дядя Шлейме», – звучит из его уст. Хаим работал в Запорожье прорабом до своего отъезда в 1992 году. Сейчас он гражданский волонтёр в ЦАХАЛЕ. Он рассказывает, что в детстве ничему еврейскому его не учили, кроме нескольких вещей. Он хорошо знал, что «дядя Шлейме» – шойхет, и хорошо помнит Пасхальный сейдер дома у дяди Бера (Бер Телюшкин), который жил на Анголенко: «Он делал сейдер по всем правилам, точно так, как я сам делаю сейчас в Земле Израиля, от него же я учился алеф-бейсу (еврейский алфавит)». Хаим женился в 50-е годы. Хупа была в районе Анголенко, где они арендовали место. «Вы не боялись делать хупу?» – спросил я. «Что бояться, хупа ведь – значит, надо», – коротко и ясно ответили они хором. Бер Телюшкин делал хупу и написал даже ксубу .
«В 59 году родился у нас старший сын, – рассказывают Тратиловичи, – надо делать брис (обрезание), а где мы возьмём моеля (человек, который проводит обряд обрезания согласно еврейским традициям)? Мы спрашивали у мамы, у знакомых и узнали, что в Кривом Рогу есть моель. Недолго думая, мы собрали вещи, взяли маму, ребёнка и поехали за 200 км, туда, где проводилось обрезание».
«Подождите, – спрашиваю я, – ваш дядя реб Меер Шлойме был тоже моелем, почему же он не обрезал вашего сына?»
Хаим и его жена с удивлением смотрят на меня, выпучив глаза, затем спрашивают: «Разве дядя Шлейме был моель? Нам никто не говорил, даже мама». И даже его внуки Лазарь и Илья Семёнович тоже не знали, хотя жили с ним в одной квартире. Фрида, жена Лазаря, знала. «Да. Моя мама говорила мне», – подтверждает она. Лазарь и Илья спрашивают у Фриды: «А почему ты нам никогда не рассказывала об этом?». «Разве вы хоть раз спросили?» – отвечает она. Собственно, как и все обычные советские евреи, которые привыкли не говорить лишних вещей.
Если его внуки и племянники не знали, откуда мог знать я? Очень просто.
Около двух лет назад в городе происходило несколько обрезаний. Тогда даже 80-летний еврей делал обрезание, и мы предложили ещё одному из молящихся в синагоге 78-летнему еврею тоже сделать обрезание, а он ответил: «Я уже обрезан, мне делали брис, когда мне было 8 дней». «Как Вас зовут?» – спросил я. «Володя», – ответил он. «Но если Вы обрезаны, Вы не Володя, у Вас должно быть еврейское имя (во время обрезания дают еврейское имя)». Несколько дней спустя он пришёл в синагогу и рассказал мне, что спросил у своей сестры (она старше его на 8 лет), и она ответила, что обрезание помнит, а вот давали ли еврейское имя – не помнит, лишь помнит, что, когда мама укачивала его в колыбельной, то пела: «Вельвеле, Вельвеле…» Вот так в 78 лет он узнал, что он не Володя, а Вельвел.
«И кто был Ваш моель? Может, знаете?» – спросил я. «Да, это я знаю. Когда мама брала меня на базар к шойхету, то показывала на него пальцем и говорила мне: «Чтоб ты знал, это твой моель»». И я слышал ещё от нескольких стариков в городе, что Малкин был их моель.
Тогда почему он не обрезал сына своего племянника?
Не у кого спросить сейчас, но я могу себе представить. Все старики, про которых я знаю, что они были обрезаны Малкиным, родились до войны, а сын племянника родился уже в 59-м году. У Малкина были внуки, и зять работал на хорошей работе. Если бы его поймали тогда за обрезанием, пострадал бы не только он сам. Одно дело подвергнуть опасности себя, и совсем другое – всю свою семью.
Внук Малкина Лазарь Семёнович рассказывает, что он хорошо помнит, как дедушка молился утром дома: «Утром я просыпался от его голоса во время молитвы». Брат Лазаря Илья добавляет: «Я просыпался и видел его облачённым в талес и тфилин. Он молился очень рано утром».
«Он был очень интеллигентный и учёный человек, – говорит Фрида, жена Лазаря. – Хотя он получил только религиозное образование, он знал русский и украинский языки в совершенстве, читал русскую литературу и активно участвовал в жизни и образовании своих внуков».
Лазарь и Илья рассказывают, что он помогал им в домашних заданиях по математике, потому что знал математику.
Я смотрел на эту фотографию и думал, что если бы мне не рассказали, то я решил бы, что это снято в какой-то из снежных дней в Нью-Йорке, где хасидский дедушка играет со своим внуком в снежки. И происходит это в хасидских кварталах города. Но эта фотография была снята в Жовтневом районе Запорожья в 60-е годы.
Глядя на фотографию, я говорю внукам Малкина: «Как известно, мужская одежда закрывается слева направо, так делают мужские рубашки, пиджаки, пальто… Но есть явный хасидский обычай застёгивать пальто или пиджак справа налево, и не наоборот. Хасидское пальто не продаётся сейчас в Запорожье, а в те годы тем более, но пальто реб Меер Шлойме, как видно на фотографии, застёгивается именно справа налево. Это показывает, что ему были настолько важны даже мелкие хасидские обычаи, что он специально пошёл к портному или сам сделал отверстия для того, чтобы пальто застёгивалось справа налево». Внуки очень внимательно всмотрелись в фото и сказали, что они никогда этого не замечали. «Он не рассказывал, не объяснял?» – спросил я. Внуки молчали, а их жены улыбнулись. «Вы должны понять, – сказали они мне, – в те годы слово «почему» было удалено из еврейско-русского словаря. Не спрашивали, не объясняли… Боялись».
Я подумал: вот я сам отец. Еврейский папа, еврейский отец, религиозный отец. Каждый отец хочет, чтобы его дети шли по его пути, он пытается им объяснить, рассказать, воспитывать, передать им все свои знания, опыт, для того чтобы они шли по тому пути, в который он сам верит. И так каждый отец, тем более хасидский отец или дедушка, который учился в Любавической иешиве. Нам, людям, которые родились и выросли в свободных странах, до конца невозможно понять, как такое может быть. Как дедушка может обуздать своё естественное желание. «Но хоть когда-то были моменты, когда он что-то объяснял?» – поинтересовался я. «ПЕЙСАХ!» – ответили все. Я улыбнулся: «В Пейсах у нас есть особенная заповедь: «и скажи в тот день своему сыну», и ещё написано: «заповедано нам рассказать»…
«До Пейсаха была «горячая пора» – убирали, чистили и пекли мацу (в те годы в Запорожье мацу не продавали, и нужно было её делать дома). Мацу пекла мама (дочь Меер Шлойме), и мы, дети, очень любили делать мацу рельефной».
Елена Романовна, жена Ильи, тоже хорошо помнит его дедушку, она сказала, что была восхищена его рассказами на сейдер: «Весь пасхальный сейдер я сидела рядом с ним и слышала всё, что он рассказывает. Внуки это уже знали, но для меня всё это было новым. Я задавала ему вопросы, и он с радостью отвечал». «Он на всё отвечал? – спрашиваю я. – Не боялся?». «Не на всё, – отвечает она. – На те вопросы, на которые лучше было не отвечать в те годы, он отвечал просто улыбкой».
«Реб Меер Шлойме был очень религиозный человек, – рассказывают они. – Он очень часто ходил молиться в миньяне, где собиралось не меньше десяти еврейских мужчин». Миньян проходил недалеко от того места, где сейчас находится синагога. «А кто был в миньяне?» – спрашиваю я. «Нас не брали в миньян, это было опасно, но одну фамилию мы помним – Асвиян». О нём я нашёл не много информации, но его могила находится прямо напротив могилы Малкина, и родом он тоже из Романовки, где родился и сам Малкин. Звали его Исаак Давидович Асвиян, он умер в 1977 году. Если кто-то из читателей узнает имя или фото, пожалуйста, сообщите в редакцию любую информацию об этом человеке. Мы будем очень рады и благодарны.
«Я могу себе представить, что Малкину было бы гораздо проще жить в еврейско-хасидском окружении, а не в Запорожье при коммунистическом режиме. Вы не знаете, пытался ли он когда-нибудь уехать в Америку или в Землю Израиля?». «Нет, – отвечают его внуки, – может быть, когда-то хотел, может быть, пытался, но никогда об этом не рассказывал. Помним, что иногда приходили ему по почте посылки из Америки и из Земли Израиля, но он всегда отказывался их принимать, поскольку связи с «империалистами» из США и из Земли Израиля нанесли бы вред всей семье».
Внуки даже не знали членов семьи, которые жили в Америке. И хотя их дядя, раввин Ниссон Телюшкин, был одним из важнейших Любавических хасидов и раввинов США, они о нём никогда ничего не слышали.
«И каким был распорядок дня пожилого хасидского еврея в Запорожье в те годы?»
Илья Семёнович: «Он рано утром вставал и молился, как мы уже рассказывали, а потом уходил на работу, на рынок, и там работал шойхетом. Он работал до конца своей жизни, поскольку никто не мог его заменить. К обеду он приходил домой, обедал. Еду готовила мама (его дочь), он только дочери доверял готовить кошерную еду. Из нашей посуды он не кушал, у него была отдельная посуда, и все мы знали, что это дедушкина и её нельзя трогать. Читал газеты, интересовался местной политикой, помогал нам с домашними заданиями и ещё тихо-тихо слушал по радио «Голос Израиля». Перед смертью, в возрасте 88-ми лет, он заболел. Он был очень слаб и понял, что от этой болезни больше не оправится, и тогда он попросил, чтобы к нему вызвали еврейского портного».
«Портного?! – спрашиваю я. – Зачем ему портной?», и пока я спрашивал, я уже сам понял. Тахрихим! Ему надо было сделать тахрихим (еврейская традиционная одежда для покойника).
«Да! – подтверждают внуки. –Привезли ему еврейского портного. Реб Меер Шлойме уже лежал на кровати и уже лёжа объяснил портному все детали, до мелочей, как шить одежду для покойника согласно еврейским традициям».
Реб Меер Шлойме прожил всю свою жизнь как хасидский еврей и хотел идти в свой последний путь тоже как хасидский еврей.
Его могила находится в Запорожье на Первомайском кладбище. Я сделал своей привычкой каждый раз, когда бываю на Первомайском кладбище, заходить на несколько минут прочесть Тегилим на его могилу – в честь души шойхета, хасида, ученика Любавической иешивы, раввина Меера Шлойме Малкина. Мне кажется, он это честно заработал.
Подготовил Михоэль Ойшие
Говорит наш царь Соломон: «Ибо Б-г сотворил человека прямым, а они в ухищрениях тонут» (Коелет 7,29). Иногда приходит мысль, что мы родились с правильными привычками, и только потом, позже, мы повзрослели и забыли, как правильно поступать. Но именно в самом начале наши инстинкты были правильными. Еврей никогда не теряет надежду. Если ему надо учиться чему-то у кого-то, он не станет стесняться. «Не может стыдливый учиться», – говорят нам мудрецы. Так у кого же можно научиться тому, как надо правильно относиться к новому началу?
